Если бы я был скульптором, я бы изваял скульптуру "Девушка с напильником". Женщины округляют мужчин, убирая шероховатости характера и морщины с лица. И вообще от семейной жизни как-то округляешься вShow more целом. В книжках, которые говорят про искусство, скульптура была бы описана так. "Нежная девушка держит в руках массивный напильник. в глазах её видна непререкаемая решимость сделать его человеком"

отрывок из моего любимого рассказа "Билет на планету Транай" Ныне особенно актуально.
Show more
"Гудмэн подошел к ближайшему роботу и взглянул на пульт управления. Все довольно просто, никаких премудростей. Он заставил машину проделать обычный набор действий: поднимать различные предметы, мыть сковородки и посуду, сервировать стол. Реакции робота были довольно точными, но ужасно медленными. На Земле замедленные реакции были ликвидированы сотню лет назад. Очевидно, в этом отношении на Транае отстали.

- Вроде медленно, - осторожно сказал Гудмэн.

- Вы правы, - сказал Аббаг. - Очень медленно. Лично я считаю, что все как надо. Однако, как утверждает наш отдел сбыта, потребители желают, чтобы робот функционировал еще медленнее.

- Что?

- Глупо, не правда ли? - задумчиво сказал Аббаг. - Мы потеряем деньги, если будем еще больше его замедлять. Взгляните на его внутренности.

Гудмэн открыл заднюю панель, обнажилась масса спутанных проводов. Разобраться было нетрудно. Робот был построен точно так же, как и современные машины на Земле, с использованием обычных недорогих высокоскоростных передач. Однако в механизм были включены специальные реле для замедления сигналов, блоки ослабления импульсов и редукторы.

- Скажите, - сердито спросил Аббаг, - разве мы можем замедлить его еще больше без удорожания стоимости в два раза и увеличения размеров в три? Не представляю, какое разусовершенствование от нас потребуют в следующий раз.

Гудмэн силился понять образ мыслей собеседника и концепцию "разусовершенствования" машины.

На Земле всегда стремились к созданию робота с более быстрыми, плавными и точными реакциями. Сомневаться в мудрости такой задачи не приходилось. Он в ней и не сомневался.

- Но это еще не все, - продолжал жаловаться Аббаг. - Новая пластмасса, которую мы разработали для данной модели, катализируется или что-то в этом роде. Смотрите.

Он подошел к роботу и ударил его ногой в живот. Пластмассовый корпус прогнулся, как жесть... Аббаг ударил еще раз. Пластмасса еще больше вогнулась, робот заскрипел, а лампочки его жалобно замигали. С третьего удара корпус развалился. Внутренности взорвались с оглушительным шумом и разлетелись по всему полу.

- Не очень-то он крепок, - сказал Гудмэн.

- Чересчур крепок. Он должен разбиваться вдребезги от первого же удара. Наши покупатели не почувствуют удовлетворения, ушибая ноги о его корпус. Но скажите, как мне разработать пластмассу, которая выдержит обычные воздействия (нельзя же, чтобы роботы случайно разваливались) и в то же время разлетится на куски, когда этого пожелает владелец?

- Подождите, - запротестовал Гудмэн. - Давайте объяснимся. Вы сознательно замедляете своих роботов, чтобы они раздражали людей, а люди их за это уничтожали?

Аббаг поднял брови:

- Вот именно!

- Почему?

- Вы здесь новичок, - сказал Аббаг. - А это известно каждому ребенку. Это же основа основ.

- Я был бы благодарен за разъяснение.

Аббаг вздохнул.

- Ну, прежде всего вы, конечно, понимаете, что любой механизм является источником раздражения. У людей непоколебимое затаенное недоверие к машинам. Психологи называют это инстинктивной реакцией жизни на псевдожизнь. Вы согласны?

Марвин Гудмэн припомнил книги, которые он читал о бунте машин, о кибернетическом мозге, завоевавшем мир, о восстании андроидов и т. д. Он вспомнил забавные происшествия, о которых писали газеты, как, например, о человеке, который расстрелял свой телевизор, или разбил тостер о стену, или "расправился" с автомобилем. Он вспомнил враждебность, сквозившую в анекдотах о роботах.

- С этим, пожалуй, я могу согласиться, - сказал Гудмэн.

- Тогда позвольте мне вернуться к исходному тезису, - педантично продолжал Аббаг. - Любая машина является источником раздражения. Чем лучше машина работает, тем сильнее чувство раздражения, которое она вызывает. Таким образом, мы логически приходим к тому, что отлично работающая машина - источник чувства досады, подавляемых обид, потери самоуважения...

- Стойте! - взмолился Гудмэн. - Это уж слишком!

- ...а также шизофренических фантазий, - беспощадно докончил Аббаг. - Однако для развитой экономики машины необходимы. Поэтому наилучшим и гуманным решением вопроса будет использование плохо работающих машин.

- Я не согласен.

- Но это очевидно. На Земле ваши машины работают в оптимальном режиме, создавая чувство неполноценности у тех, кто ими управляет. К сожалению, у вас существует мазохистское племенное табу против разрушения машин. Результат? Общий трепет перед священной и сверхчеловечески эффективной Машиной, что приводит к поиску объекта для проявления агрессивных наклонностей. Обычно таковым бывает жена или друг. Ситуация не очень веселая. Конечно, можно предположить, что ваша система эффективна в переводе на робото-часы, однако в плане долгосрочных интересов здоровья и благополучия она чрезвычайно беспомощна.

- Вы уверены....

- Человек - животное беспокойное. На Транае мы даем конкретный выход этому беспокойству и открываем клапан для многих проявлений чувств разочарования. Стоит человеку вскипеть и - трах! Он срывает свою злость на роботе. Налицо мгновенное и целительное освобождение от сильного напряжения, что ведет к благотворному и реальному ощущению превосходства над простой машиной, здоровому притоку адреналина в кровь; кроме того, это способствует индустриальному прогрессу на планете, так как человек пойдет в магазин и купит нового робота. И, в конце концов, что он такого совершил? Он не избил жену, не покончил с собой, не объявил войну, не изобрел новое оружие, не прибегнул к обычным средствам освобождения от агрессивных инстинктов. Он просто разбил недорогой робот, который можно немедленно заменить.

- Мне необходимо время, чтобы все понять, - признался Гудмэн.

- Конечно. Я уверен, что вы принесете здесь пользу, Гудмэн.

Как только человек осознал себя, как только приподнялся над звериной шкурой, он стал неоднозначен. Он приподнялся над материальной плоскостью, и ему стало доступно вроде как немногое – отвлечение, фантазия,Show more построение умственной модели. Однако это немногое обернётся революцией - не только в его сознании, но и во всей вселенной.
Конечно, это немного смешно. Уже на самых первых порах осознания человека человеком он приходит к мысли о своём величии – и как следствие о том, что насилие противно природе человеческой. Не мания ли это? Но всей Земле, вместе с ростом населения, сначала медленным, потом почти взрывным, зреют, обкатываются в народной массе, как прибрежная галька морской волной, наиболее точные и доступные в своей совершенной форме идеи. Отдельные светлые умы, которых потом назовут пророками, путешествуют по миру и проповедуют свои учения. Их были тысячи, помним мы единицы. Это был самый настоящий искусственный отбор, отбор единства формы и содержания. Люди чувствуют ценность самых лучших слов, самый совершенных идей в нужной форме и стараются накрыть эти вечно живые ростки сакральным колпаком, памятуя, что каждому по свече, но не каждому по лампадке. Они стараются защитить эти идеи и этим стеклом становится святость, представленная в сосуде "вечности".
Раннеспелая попытка великих древнегреческих философов обосновать сущность человека всё же больше походила на попытки вундеркинда объяснить мир. Вокруг античность, производительных сил недостаточно, нет критической массы для ядерного взрыва прогресса, не хватает ничего – населения, денег, понимания. Одним словом, вокруг дикость и варвары и то, что я, высоко взлетев, озираю, и как мне кажется, понимаю мир, его ничуть не изменит. Тем более, что человека в целом всё никак не отпускает его животное прошлое, которое диктует ему "ранг" – альфа, бета, дельта или сигма. Он как и прежде отводит глаза, когда видит более крупного самца и так же падок на соблазнительных самочек, ему так же легко ввязаться в драку. Правда, чем дальше, тем больше он уходит от животного, он растёт, постепенно культура, вытащившая его из животного состояния, словно Мюнхгаузен из болота, всё более важна, всё более довлеет в деле воспитания и человек всё более становится человеком. Его "ранг" становится пластичен, он способен адаптироваться к стихии на порядок выше любого животного, он постепенно начинает менять не только свою пещерную землянку, но и целые экосистемы.
Теперь, чтобы позвать его на битву с себе подобными, нужны серьёзные основания и пусть они тоже опираются на такую же "защиту территории", как и у хищника, но для своего воплощения военная идея теперь должна протрубить прямо в уши, заглушить голос разума, одну из самых главных его ценностей – ценность разумной жизни. Только настоятельные животные мотивы – страх, голод зовут его на битву. Он всё более явственно понимает понимает ценность идеи, сохраняющей жизни, но жизнь так устроилась, что как в животной стае, один альфачит и имеет всё, а другие подносят ему дары. Это прямо феодализм какой-то, думал феодальный крестьянин, так больше жить нельзя. А власть от бога. Так говорят в церкви. Там, конечно, не только это говорят, но и это тоже.
Мало того что телега прогресса медленно переваливалась с кочки на кочку, теперь извращённые животной природой человека фантазии человека всё более сковывали его. Культура становилось не одеждой, а панцирем, как будто сначала попал под дожд, а потом ударили морозы...
"Есть царь, а есть псарь. Так было всегда и будет во веки веков - говорили сеньоры, - ты обязан подчиняться, потому что я выше тебя. А выше тебя я потому, что... потому что! И вообще заткнись, пока я тебя железной палкой не проткнул. А, так ты уже молчишь! Так это я сам с собой разговариваю? Хорошо. А для чего я это делаю? Совесть замучила? Заткнись, подлец! Ах, это я опять сам с собой..."
В тени этих безумных бесед, где совесть средневекового сюзерена то просыпалась, то снова засыпала, в народе неустанно горела свеча веры в лучшее будущее, пусть и после смерти. После этой грязной голодной жизни с унижением и побоями настанет светлое будущее, успокоение и утешение, рай, который примет всех исстрадавшихся в свои нежные кущи. Надо только не грешить, вот и пастор это подтверждает...
Истовая вера, это бриллиантовый проблеск посреди вековечной тоски, эта неземная вера охраняла города от восстаний, толкала серые массы в крестовые походы, где они преодолевали тысячи миль, лишь бы прикоснуться к святыне, поднимала города из пепла. А сеньоры всё грабили и грабили народ, всё жирели и жирели монахи, а проповедников вроде Яна Гуса сжигали – и голод, и чума всё так же косили податное население, а войны всё продолжались и продолжались... После мрачного средневековья наступало Возрождение с его идеями гуманизма, затем Реформация с его протестантизмом и далее, как говориться, везде...
Однако по своему оформлению Реформация не сильно-то и отличалась от средневековья...
Самые глубокие умы Европы приходили к мысли, что что-то не так в нашем идейном обрамлении. Как-то церковь не справляется, а может, она не права? – закрадывались крамольные мысли. Может, не только в своих деяниях, но и в сути? Эти чёрные монахи застят свет народной жажде добра... Просвещение – вот что нужно для счастья!
И эти голоса были в чём-то правы. Почти во всём. Кроме того, что в этой попытке омовения народных язв, в своей рьяности своей выплеснули ребёнка вместе с водой.

Невежество, мракобесие, религиозный фанатизм просветители считали причинами человеческих бедствий. Да, этому были основания, церковь в большей своей части, особенно в католичестве с её родовыми пятнами в виде постулата о непогрешимости папы (как обычно, люди приняли желаемое за возможное), с иерархически устроенным управлением – подобием всё того же животного распределения по рангам, как в стае шимпанзе, выглядела жутким тормозом на пути светло смотрящей в будущее науки. Наука не болтала, не пригашала паллиативно вездесущей боли, которая по выходу из храма разгоралась вновь, она действовала. Она реально двигала прогресс и все это видели – и чем дальше, тем больше.
А в Европе уже было не протолкнуться не только среди людей, но и среди идей. Массы начинали осознавать свою силу. За политическую свободу, гражданское равенство! Какие имена! Локк, Монтескье, Дидро, Франклин, Радищев, Юм... Но сначала Декарт. Именно он представил мир как систему координат, он установил систему отсчёта, он возвёл математику в ранг философии, оставляя за ней право оставаться точной наукой. После Декарта с его математикой появление Маркса стало всего лишь делом времени. И вот уже середина 19 века с его пароходами и паровозами, тяжким трудом и циркулем чертёжника посреди стали и пара. Правда, в отношении социума Маркс не смог быть так идеально точен, как Декарт. Скорее он отнёсся к социальной материи как физик к математике, или как журналист к писательству. Вместе с Энгельсом в своих невиданных прежде трудах, которые расставили капиталистический мир по полочкам, а историю уподобили лестнице, они использовали идеалистическую диалектику, вычисленную Гегелем, для сугубо материалистического взгляда на мир. Тогда, в век материального торжества науки идеализм казался основанным на зыбкой почве мистики, да и действительно он выглядел именно так, ведь нас убеждали в реакционности религии такая плеяда умов! Марксизм же представил нового человека в его динамике, показав как он выполняет роль винтика в капиталистической машине. Эта идея была верна почти на все сто и от того с жаром была воспринята изголодавшимся по правильной идее людьми, ведь она объясняла почти всё. Он развернул полотно истории от начала времён, всё это отлично гармонировало с эволюционной теорией и казалось, именно это и есть "единственно верное учение".
Однако Карл забыл, что по сути деятели Просвещения убеждали современников не во вреде религии а, скорее, в непотребной роли церкви в мирских делах, забыл и о том, что с латинского языка (religare) переводится, как «связывать, соединять», забыл и о том, что есть иррациональные числа и природа человека со времён его "разумного взлёта" уже не может не только быть, но главное – осознавать себя сугубо материальной. Этой природе нужен как "фонарик научного знания", так и мистическая интуитивная молния, которая освещает весь мир сразу в его целокупности.
При всём величии марксова ума, который логически точно обосновал и показал эксплуатацию человека человеком, объяснил ход истории и наметил пути освобождения от пут капитализма, он не заглянул как следует в человеческую душу. Он оставил это Фрёйду. Зигисмунд же со всем пылом как бы австрийского психолога погрузился в пучины животного в человеческом. И Маркс, и Фрейд подтверждали роль религии как реакционного учения, а ещё ранее деятели Просвещения представили священников мракобесами – поскольку на роль учителей претендовали сами.
По сути новые учения заменили прежнюю роль религии – с социальной стороны и с психологической. Сложившись со стартовавшим в полную силу научным прогрессом с социальной стороны это привело к катастрофам ХХ века – двум мировым войнам и угрозе ядерного апокалипсиса.
Конечно, природа человека серьёзно материальна и это довлеет. После того как угроза постоянного голода и смерти от неведомых болезней ослабла, люди стали меньше думать о страшном и вечном, всё более отвлекали их от экзистенциальной тоски новые впечатления и товары, прогресс замельтешил, как мельтешит окружающий мир у ребёнка на карусели. Но всё более понимается, что рациональности Фрейда людям недостаточно. Не стало высокого, остались лишь животные мотивы – по большому счёту человека это не устраивало. На первых порах это незначительное на первый взгляд неудобство перекрывалось мощным потоком раскрытия мира с новой как бы всеобъясняющей стороны – и это позволило марксизму и фрейдизму, который получил мощный толчок юнгианства, господствовать более века в разных сторонах света. Тогда казалось, что наука сможет решить все проблемы человечества и способна воспитать по-настоящему нового человека. Советский эксперимент несколько охладил горячие головы, рай на Земле отодвигался всё дальше, а полёты в космос на наших глазах превращаются из пионерии человечества в средство для тотального контроля за людьми. Забрезжило новое невиданное рабство – с проникновением в святую святых человека – его разум. Грядёт контроль бывших феодалов не только за телом, но и за мыслями бывшего пейзана. Что дальше? Что получим мы, если будем выпекать наши плюшки на старых животных дрожжах? Полный контроль и вечное рабство, разделение людей на генетически обусловленные касты, основанные на видовом отличии? Пока всё идёт именно к тому.
Вряд ли можно обвинять раннее христианство за то, что оно отлично справилось с индивидуальными потребностями, но в части социальных рекомендаций не дало объяснений ещё не существующим социальным системам хозяйствования, не рассказало как христианину жить в прытком капитализме, который постепенно подняв голову, сначала в Европе, а потом и по всему миру, тут же начал менять технологические уклады как шулер карты в рукаве. Тут же стал переформатировать мозги, внедряя в них националистическую заразу – антихристианскую в своей животной сути.
С самых древних времён человеку нужна была идея, чтобы убивать себе подобных. Чем привлекательнее идея, тем сильнее (это понятно - к привлекательной идее стекается больше людей) и спаянней человеческая масса, тем более монументальные горы она свернёт. И марксова идея, несомненно, оказалась на пороге ХХ века сильнее, чем прочие, объясняя мир достаточно просто. Диамат мощный двигатель, но далеко не вечный. Первичность и вторичность исторична, но никакая материалистичность не в силах предсказать, что таится в развитии духа. Материализм как инструментализм обречён быть полезным только на определённом этапе развития человечества. Маркс и Энгельс попытались подменить святость вечностью и на первых порах то выглядело серьёзно, особенно на фоне "падения рейтинга" мистики. По сути диалектика при своей прогрессивности с нравственной точки зрения представляла собой попытку примирения с отрицательным. Оно низводит дух до отражения, выводит на новый уровень значение противоречия, но не рождает новое, рассматривает его как энергию, а не как возможность для явления. Тогда как в лестнице значимости желание-мысль-слово-действие-явление именно явление занимает наиболее весомую роль. Кроме того, наука дарит свой метафорический аппарат не только искусству, но и философии. Если бы Маркс знал о парадоксе наблюдателя, о том, что простое наблюдение за явлением неизбежно изменяет это явление, он перестал бы рассматривать материю так примитивно.
Но оставим философские вершины со скудным содержанием кислорода. Оттуда всё хорошо различимо, но долго находиться там нельзя - замёрзнешь.
Короче говоря, сугубо материалистическая идея загоняла одну из неотъемлемых сторон натуры человека в рамки, которые он не мог выдержать. Иррациональность требовала своё место в формуле человека. У марксизма такого места не нашлось - только поэтому он на долгой дистанции и проиграл реакции в конце ХХ века. Заменив собой религию, он не справился с тонкими настройками человека.
Это, конечно не значит, что ход истории и стремления человека можно повернуть вспять. Не значит, что марксовы идеи в сути не правы. Они просто неполны. К тому же пока никуда не делась та мощная материальная платформа, которая и вознесла их на вершины востребованности.
Если учесть все неточности политэкономических объяснений мира и аккуратно поместить в более адекватную модель всю сложность человека в его неразрывной динамике, мы сможем понять мир полнее, чем прежде. Сделать его лучше и удобнее для человека – с более удачным результатом.
Человек гораздо более сложен, чем казалось первооткрывателям, заменившим веру в Создателя верой в науку. Уже сейчас весь куст нейронаук, изучающий мозг, невозможно охватить руками, невозможно прочитать всё, что выходит в нейронауке по теме понимания сознания. Необходима целостная теория, исследователю необходим весь массив знаний, чтобы разразиться критической массой понимания. Но знать всё уже невозможно физически - слишком большой объём знаний выходит в свет ежедневно. Единственный выход - в искусственном аналитическом интеллекте, техническом умном проводнике, который направит к выходу из этого сциентистского лабиринта.
И самое главное – навсегда избавит человека от его социальных животных атавизмов – "животных" идей превосходства одного человека над другими. Позволит наладить такое устройство человеческой жизни и экономики, которое избавит нас от самой возможности превосходства человека над человеком на платформе силы, обоснованной чем-то, кроме нравственности.
На каждом шагу этого научного лабиринта, который влияет на наше социальное устройство, нас ожидают ловушки простых решений. "А почему мы думаем, что всё сложно? Может быть и женщин в средневековой Европе сжигали только от того, что "Ева" созвучно английскому "evil", то есть зло?". "Но во-первых, их сжигали на континенте, а во-вторых колдунов сожгли больше, чем ведьм..." "А! А я и не знал...".
Знания необходимы для накопления критической массы, которая, движимая поиском истины, разряжается инсайтом понимания. Оно и позволяет построить нечто внятное и нужное.
Хорошо, предположим, что мы построили справедливое общество, но что дальше?
Человек шьёт куклы и лепит фигурки из снега. Мы анимируем всё, что видим. Так может, разум это машина для оживления? Мы испытали сотни идей, чтобы смириться с собственным окончанием. Но когда-нибудь, пусть через миллиарды лет, нам придётся смириться и с окончанием человечества в его нынешней форме. Может быть, основываясь на всей культурной целостности и том массиве знаний, который использовали люди, его разуму суждено родить нечто более живое, чем человек?
...Многое возможно в этом мире, важно основываться на проверенных способах и рассматривать мир целостно, не забывая ни одну из сторон нашей сущности. Со временем мы всё более уверяемся в этом.

Пока президенты хохлов и сябров унасекамливают друг друга, словно еврей, принюхивающийся к антисемитизму, ревниво смотрю с прицелом "а нет ли здесь какого окаянства?" и знаете, нахожу! Кажется это какая-тоShow more созависимость – что антисемитизм, что русофобия, что прочие признаки принадлежности к массе людей, отдалённо родственных друг другу. (Где Шаман, он должен здесь спеть.) Да, по большому счёту это паранойя, что с одной, что с другой стороны. Но есть нюансы.
Так что здесь опять как в старые времена (есть пост о Троцком от 2 декабря 2023) начну с Льва Давидовича. Это настоящий творец диктатуры и не стоит сомневаться, что если бы он во второй половине 20-х одержал верх во внутрипартийной борьбе со Сталиным, то так называемый сталинизм показался бы милым девичьим румянцем по сравнению с заскорузлой солдатской кирзой. А уж репрессий накушались бы так, что не 10% населения пострадали б, а разразился бы настоящий русский бунт и пропагандистский жупел "жидобольшевики" стоило бы уже искать не у белогвардейцев или нацистов, а кое-где поближе.
Но есть факты – во время горячих послеоктябрьских деньков Троцкий победил Сталина и Ворошилова в споре об устройстве РККА на основах не добровольности, выборности командиров и прочей демократии, которая для армии как помидоры для лошади – вредны необычайно, а на принципах железной дисциплины и профессионализма военспецов. А вообще в то время возникает парадокс, люди жаждут демократии, но победить посредством демократии нельзя. (это потом поняли и белые) Этот постулат вполне можно экстраполировать на настоящее время... Нюанс в том, что национализм и большевикам тогда и нам сейчас эксплуатировать никак нельзя...
Тут Троцкий оказался прав. Хотя политические действия Троцкого в срыве первоначальных более менее приемлемых условий для Брестского мира и позёрское поведение с белочехами, развязавшее новую вспышку гражданской войны, заставляют подозревать в Троцком некое подспудное стремление к эскалации кровавых событий. Ещё один нюанс в том, что в ожесточённые моменты истории такие люди становятся полезны. А вот реальным шредер-дроном из фильма "Морской бой" он стал бы после гражданской, потому что его идеи послевоенного устройства страны вчистую проигрывали сталинским, которые были насквозь национальны - в том смысле, что следовали интересам государства.
Может, опасность антисемитского мятежа со стороны РККА в случае если бы продолжились децимации и прочая жесть, преувеличена? Отнюдь. Рассмотрим нацсостав армии.
Всего лишь 200 тысяч из пятимиллионной РККА занимали инородцы, (кстати, у белых насчитывалось в пике лишь чуть больше миллиона бойцов.) Так что здесь контуры будущего противостояния были бы предрешены, а интернационализм РККА был весьма условен. И победил в гражданской войне сам с собою в основном русский народ, а не латыши, китайцы или венгры.
Центральность положения и от того удобство переброски войск, народная идеология и искусная пропаганда – слагаемые успеха РККА. Не стоит недооценивать мастерство творческой интеллигенции (из ныне знаменитых художников и писателей в бело-пропагандистском ОСВАГе замечен только Куприн и Бунин). Понятно, что пропаганда - производная идеологии, но тем не менее - достаточно сравнить вялый врангелевский "Отчего Вы не в армии?" в жёлто-зелёных пастельных тонах и ярко-красный, бьющий в самое сердце "Ты записался добровольцем?", как всё становится ясно. Или "Изгнание Троцкого с Кубани" с откровенно беспомощным в плакатном отношении стишком.
В большевистском центре были военные заводы, но зато у белых тут же с помощью Краснова налаживается поддержка со стороны немцев и Антанты, которые решили пограбить русских. Промышленность Российской империи наполовину погрязла в инвестициях Запада, а тут всё это нажитое непосильным капиталистическим трудом уплывает весенним корабликом. Так что аж 14 государств решили подербанить Россию и помогали им те, кому сейчас ставят памятники. В Шенкурске даже был бой, где красногвардейцы прогнали американские части. Так что факт столкновения был и с вудровильсоновцами. Ещё с тех самых пор французам и англичанам понравилась Одесса. (шиш им с маслом. Как тогда, так и сейчас) Миллион интервентов высадилось тогда по краям нашего государства. Поставили миллион винтовок, тысяч пулемётов и орудий, пару сотен танков. Лично интервенты убили сто тысяч человек. (И теперь эти интервенты опять на Украину суются. Опять обострить хотят гражданскую войну. В тот раз съехали, как говорится, с темы, в этот раз оплатить должны сразу за всё. Исторические счета подлежат обязательной оплате даже через сотни лет).
Ничего не изменилось за сотню лет. Социально-ориентированные силы консолидированы и поныне. В попытке найти "белоориентированные" материалы по истории натыкаешься на старые, эмоциональные, логически противоречивые и исторически недостоверные ролики, бьющие прежде всего на эмоции, тогда как условно красные силы как и тогда спаяны, логичны и пользуются народной интернет-поддержкой.
Да, сейчас шашкой размахивать не с руки, в основном всё-таки господствует культура и уважение к собеседнику, так что битва идёт на уровне идеологий, но даже сквозь это уважение сквозит с одной стороны кипящий разум возмущённый, с другой презрительное отношение к "подлым людям" и попытка узаконить "породы" в отношение людей.
Но разве не естественен, скажут иные, тот порядок вещей, когда есть богатые и бедные, ведь люди не равны по своим способностям? Да, люди не равны, но тем и отличаются от животных, что способны устроить свою жизнь максимально гармонично. Самой большой опасностью человека выступает его извращённая животными привычками фантазия, беспочвенные выдумки, прикидывающиеся "единственно верным учением". И в пёстром идеологическом разноцветье здесь мы можем опереться только на естественность, на чисто человеческое, пусть и выросшее из животного. Ориентироваться стоит на естественное эволюционное развитие нашей сути. И когда мы говорим об органической естественности и берём в пример человеческий организм, то видим крайне сложную, но здоровую схему, где о примитивной иерархии нет и речи. "Голова профессора Доуэля" всего лишь полёт фантазии. Мозг так же не может жить без тела, как и тело без мозга. Это крайне стройная и взаимозависимая схема и, к слову, очень красивая. Чем больше изучаешь человеческое тело, тем более восторгаешься божественной красотой этого создания...
Сейчас в бурлящем национализмом и экономическими неурядицами мире нами во главу угла выносятся традиции и на данном этапе это, говоря ленинскими словами, архиправильно.
Нам невыгодно разжигать социальное противостояние, но и не думать о будущем устройстве страны мы тоже не можем. Так что же такое такое традиция – во всех народах мира и в русском тем более? Это уважение к вере, сохранение культуры, но не только. Тут важно построить лестницу приоритетов и традиция в данном преломлении это прежде всего человеческое отношение друг к другу, умение в нужный момент поставить общее выше личного, а вовсе не та естественность, где людей делят на ранги, как какую-то животную популяцию. Тут важна роль духовных лидеров, которые могут отделить зёрна от плевел и рассматривать Церковь не как на институт, поддерживающих власть имущих, как бы они себя не вели, а как сообщество верующих - несомненно в то, чего взыскуют и самые широкие народные массы.
Для человека естественно быть человеком – а это значит делиться с бедными и прежде всего не "рыбой", удерживая в руках "удочку", а технологиями развития личности, стремлением к максимально справедливому устройству общества – то есть системе хозяйствования. Для человека естественно уважать другого человека, не делить людей на расы и нации с целью унижения, не проповедовать идеологии превосходства, на кровно-родственной основе ли она построена или на социальном статусе. И это стремление к человечности и демонстрирует Россия в том числе и своей историей, своим великим социальным экспериментом - фактом существования СССР. Государства сложного, в разные периоды своего существования различного и по мере веса идеологии и даже по хозяйственному укладу (не все знают, что в 30-е вовсю цвела артель – пример почти частнособственнического производства бытовых товаров), но в целом доказавшего преимущество интернационализма и социальной справедливости.
Не всё получилось в этом великом эксперименте и прежде всего из-за слишком раннего его появления – нет сомнения что плановая экономика и "большие данные" из мира IT прекрасно бы ужились друг с другом. Советская идеология поторопилась и в попытках перевоспитать нового человека – это дело будущего, но идея социальной справедливости никогда не умрёт, пока реально не воплотится - вот о чём стоит подумать власть предержащим.
Не о заметании проблемы под ковёр, не о заливании её деньгами, и тем более не об узаконивании своего статуса, а о гармоничном обществе, чьим мотором они могли бы стать, в кои-то веки решив тысячелетние проблемы социума и реабилитировав себя за века притеснений якобы более слабой в интеллектуальном отношении части человечества.
Тут стоит понимать, что не только организм мудр и красив в своём божественном устройстве, но и работа генов. Народ продуцирует таланты, невзирая на аристократическое или низкое происхождение. Человек зависит прежде всего не от "породы", а от воспитания. Именно СССР доказал это эмпирически, на своём опыте показав, что белая кость на протяжении поколений, замкнувшись в себе, скорее вырождается, чем селектирует элиту, а народ есть неиссякаемый источник талантов, которые, научившись всем знаниям человечества, бьют врага и поднимают страну в космос.

из таксистского: "Они думают, что Путина в позу поставили. Типа сейчас мяч на твоей стороне - или ты соглашаешься на то, что невыгодно наступающим - на перемирие, либо продолжаешь воевать и тогда в глазах мира ты агрессор. Ну а если сделать финт ушами - согласиться на перемирие и одновременно объявить мобилизацию. Типа если не договоримся за месяц, то за следующие полмесяца и уконтрапупим супостата, как бы там он не перегруппировывался. А если договоримся, то по домам"