#радио@proigrivatel
Каждый раз, когда гаснет уличный фонарь, где-то умирает чья-то маленькаяShow more надежда. Моя Надежда умирала долго, из последних сил пытаясь удержаться за жизнь холодными, сухими пальцами.
Когда зазвонил телефон, я уже знал, какие слова я услышу по ту сторону провода. Вздохнув, я выждал несколько секунд, собираясь с силами, и нажал на кнопку «Принять вызов». Помнится, кто-то из моих друзей говорил, что с телефонного звонка обычно начинаются либо самые грустные, либо самые банальные истории на свете. К слову, мне одинаково претило быть героем любой из них.
Ссылка на текст:
https://vk.com/wall-68662114_802106
Автор: Данила Судаев
Диктор: Иван Шамов
#аудиорассказ
#озвучка
Каждый раз, когда гаснет уличный фонарь, где-то умирает чья-то маленькаяShow more надежда. Моя Надежда умирала долго, из последних сил пытаясь удержаться за жизнь холодными, сухими пальцами.
Когда зазвонил телефон, я уже знал, какие слова я услышу по ту сторону провода. Вздохнув, я выждал несколько секунд, собираясь с силами, и нажал на кнопку «Принять вызов». Помнится, кто-то из моих друзей говорил, что с телефонного звонка обычно начинаются либо самые грустные, либо самые банальные истории на свете. К слову, мне одинаково претило быть героем любой из них.
Ссылка на текст:
https://vk.com/wall-68662114_802106
Автор: Данила Судаев
Диктор: Иван Шамов
#аудиорассказ
#озвучка
Каждый раз, когда гаснет уличный фонарь, где-то умирает чья-то маленькая надежда. Моя Надежда умирала долго, из последних сил пытаясь удержаться за жизнь холодными, сухими пальцами. Show more
Когда зазвонил телефон, я уже знал, какие слова я услышу по ту сторону провода. Вздохнув, я выждал несколько секунд, собираясь с силами, и нажал на кнопку «Принять вызов». Помнится, кто-то из моих друзей говорил, что с телефонного звонка обычно начинаются либо самые грустные, либо самые банальные истории на свете. К слову, мне одинаково претило быть героем любой из них.
— Серёж, это Тетя Марина. Приезжай, пожалуйста…
Перекинув через плечо рюкзак, я шустро запрыгнул в ботинки и выбежал в тёмный подъезд, закуривая на ходу. Неуютный сентябрьский вечер встретил меня тяжелым, пропахшим мокрым асфальтом, воздухом и мелкими, насмешливыми плевочками влаги, которые в наших краях никто бы и не назвал полноценным дождём. Мутило. В ногах предательски зарождалась суетливая судорога грядущей пробежки. Времени на раскачку у меня не оставалось, и я побежал.
Дорога, когда-то родная и знакомая до мелких щербинок, сейчас была рассержена и, словно бывшая жена, обиженно хлестала меня по подошвам, то и дело норовя подставить подножку. Я бежал, рвано дыша и не разбирая дороги, не помня адреса и не зная обходных путей, рвался напрямик, пытаясь то ли догнать кого-то, то ли сбежать от чего-то страшного, тянущего и бесконечно прожорливого.
Лишь забежав в знакомую арку, я остановился и наконец-то перевёл дыхание. Сплюнул на землю, достал новую сигарету. Закурил, замыленным взглядом изучая слепые окна пятиэтажек. Во многих из них еще горел свет, однако нужное мне окно оставалось тёмным, безнадежно погасшим. Я знал, что в эту минуту Тётя Марина не спит, дожидаясь, когда я приду.
Лишь поднимаясь по лестнице я ощутил, как бьётся моё сердце, ломая ребра и натягивая кожу грудной клетки. Остановившись у обшарпанной деревянной двери, я замешкался на долю секунды, но быстро пришел в себя и потянулся к дверному звонку. Не дожидаясь глуховатой, электрически-писклявой трели, дверь распахнулась. В прямоугольнике жёлтоватого света стояла немолодая женщина в тёмно-синем халате. Непривычно бледная, с пустыми, заплаканными глазами.
— Всё? — первым прервал я молчание. Тётя Марина посмотрела на меня и разрыдалась, опёршись о дверной проём.
***
Сжимая в руках картонный подстаканник для кофе, Серёжа неуверенно переминался с ноги на ногу. Ковыряя носком ботинка тротуарную плитку, он то и дело исподтишка бросал взгляд на стоявшую неподалёку парочку. «Обжимаются тут, аж бесят!» — ворчливо подумал он и, достав сигарету, закурил. В этот же момент чья-то рука осторожно коснулась его плеча.
— Сергей, это же вы? — голос незнакомки звучал тихо и мелодично. Вздрогнув, Серёжа развернулся и встретился взглядом с девушкой, назвавшей его по имени. Светлая, непослушная чёлка, узкий, немного вздёрнутый нос и зелёные, какого-то невероятного малахитового цвета глаза. «Красивее, чем на фото», — мимоходом подумал Сергей и, наконец опомнившись, произнес:
— Здрав… В смысле, привет! Да, это я. А вы, наверное, Надя? — Сергей протянул девушке руку, и она, легко улыбнувшись, пожала её.
— А я это... Вот, кофе вам купил. В кофейне клялись, что будет вкусно! Хотите, покажу вам город?
***
Я так и не смог привыкнуть к застоявшемуся запаху лекарств в квартире. Сколько бы времени я здесь ни провел, раз за разом этот запах, словно резкий удар под дых, заставал меня врасплох. Повесив куртку на посеревший от времени крючок, я разулся и прошёл в комнату. Тётя Марина, словно призрак, тихонько двинулась за мной.
Первым, что бросилось мне в глаза, была до омерзения белая, словно больничная, простыня. И завешенные покрывалом зеркала. Тесная спальня словно застыла в коротком предсмертном мгновении, растягивая его, предвкушая. На тумбочке стояла недочитанная книга, тихонько шелестела занавеска. Непривычно серьёзная, без своей привычной легкой улыбки, Надя неподвижно лежала на кровати. Её кожа, обычно светлая и гладкая, напоминала сейчас потемневшее сукно с отвратительно крупными кратерами пор. Малахитовые глаза были слегка приоткрыты, а матовые, жесткие губы сжались в жуткую, мёртвую улыбку.
Я осторожно, словно боясь разбудить, сел на край её кровати и аккуратно сжал её руку. Холодную и неподвижную. Сердце бешено стучало в висках, пропуская каждый второй удар. Хотелось плакать, но слёзы всё никак не желали появляться. Так я и сидел, глядя пересохшими глазами на тело любимой девушки. Мелкий дождь за окном сменился жутким ливнем, словно весь мир, сама природа желала выплакаться за меня.
***
Я собирался подарить ей кольцо. Тоненькая полосочка жёлтого металла с утолщением, похожим на лягушачью голову, и сейчас мирно покоилось на дне обитой красным бархатом коробочки, надежно спрятанной в недрах моего рюкзака.
Словно в насмешку, гроб был обит точно такой же кровавой, режущей глаз, отвратительно яркой тканью. Я сидел поодаль от всех и тупо глядел в одну точку. Мимо мелькали люди, женщины плакали, мужчины молча курили. Тётя Марина стояла перед гробом и, утирая платочком слезы, горячо молилась. Неизвестно о чём. Неизвестно кому.
***
Надя сидела в кресле, скрестив ноги, и накручивала на палец непослушную прядь волос. Серёжа нервно выхаживал по комнате, бормоча под нос какие-то ругательства. Наконец он остановился и, посмотрев на Надю, произнёс:
— Ты уверена, что тут нет никакой ошибки? Диагноз точно окончательный?
Надя молча кивнула. Кивнула с непоколебимой уверенностью приговорённого, делающего последние шаги по эшафоту.
Немногим позже она предложила Серёже расстаться и разрыдалась, услышав решительный отказ. Она била его в грудь своими маленькими кулачками и пыталась вырваться из его объятий. А он смотрел в её бездонные, малахитовые глаза и чувствовал, как земля под его ногами разваливается на кусочки.
***
Каждый раз, когда гаснет уличный фонарь, где-то умирает чья-то маленькая надежда. Когда тусклый огонек фонаря над их головами, прощально вспыхнув, погас, Серёжа поднял голову и, посмотрев на него, произнес:
— Слушай, Надь, а ты веришь в параллельные вселенные?
— Это как в том фильме, который мы недавно смотрели? Конечно, верю! — девушка рассмеялась, легонько толкнув парня локтем в бок.
— А к чему такие вопросы?
— Да так... Просто представь, где-то есть вселенная, в которой всё пошло не так. Одно маленькое событие не произошло, и мы с тобой не встретились, не влюбились и не поженились.
Посмотрев на возлюбленную, Серёжа машинально потер кольцо на безымянном пальце. В этот поздний час они были одни на маленькой, едва освещенной фонарями улочке. В их распоряжении была целая ночь, а в дальнейшем и целая жизнь. Поцеловав девушку в щёку, Серёжа потянул её за собой. Он твёрдо шагал по тёмной улице, сжимая своей рукой её крохотную, теплую ладошку. И лишь где-то в глубине души он ощущал едва заметную, будто чужую, тоску.
#рассказ@proigrivatel
#ДанилаСудаев@proigrivatel
#реализм@proigrivatel
Когда зазвонил телефон, я уже знал, какие слова я услышу по ту сторону провода. Вздохнув, я выждал несколько секунд, собираясь с силами, и нажал на кнопку «Принять вызов». Помнится, кто-то из моих друзей говорил, что с телефонного звонка обычно начинаются либо самые грустные, либо самые банальные истории на свете. К слову, мне одинаково претило быть героем любой из них.
— Серёж, это Тетя Марина. Приезжай, пожалуйста…
Перекинув через плечо рюкзак, я шустро запрыгнул в ботинки и выбежал в тёмный подъезд, закуривая на ходу. Неуютный сентябрьский вечер встретил меня тяжелым, пропахшим мокрым асфальтом, воздухом и мелкими, насмешливыми плевочками влаги, которые в наших краях никто бы и не назвал полноценным дождём. Мутило. В ногах предательски зарождалась суетливая судорога грядущей пробежки. Времени на раскачку у меня не оставалось, и я побежал.
Дорога, когда-то родная и знакомая до мелких щербинок, сейчас была рассержена и, словно бывшая жена, обиженно хлестала меня по подошвам, то и дело норовя подставить подножку. Я бежал, рвано дыша и не разбирая дороги, не помня адреса и не зная обходных путей, рвался напрямик, пытаясь то ли догнать кого-то, то ли сбежать от чего-то страшного, тянущего и бесконечно прожорливого.
Лишь забежав в знакомую арку, я остановился и наконец-то перевёл дыхание. Сплюнул на землю, достал новую сигарету. Закурил, замыленным взглядом изучая слепые окна пятиэтажек. Во многих из них еще горел свет, однако нужное мне окно оставалось тёмным, безнадежно погасшим. Я знал, что в эту минуту Тётя Марина не спит, дожидаясь, когда я приду.
Лишь поднимаясь по лестнице я ощутил, как бьётся моё сердце, ломая ребра и натягивая кожу грудной клетки. Остановившись у обшарпанной деревянной двери, я замешкался на долю секунды, но быстро пришел в себя и потянулся к дверному звонку. Не дожидаясь глуховатой, электрически-писклявой трели, дверь распахнулась. В прямоугольнике жёлтоватого света стояла немолодая женщина в тёмно-синем халате. Непривычно бледная, с пустыми, заплаканными глазами.
— Всё? — первым прервал я молчание. Тётя Марина посмотрела на меня и разрыдалась, опёршись о дверной проём.
***
Сжимая в руках картонный подстаканник для кофе, Серёжа неуверенно переминался с ноги на ногу. Ковыряя носком ботинка тротуарную плитку, он то и дело исподтишка бросал взгляд на стоявшую неподалёку парочку. «Обжимаются тут, аж бесят!» — ворчливо подумал он и, достав сигарету, закурил. В этот же момент чья-то рука осторожно коснулась его плеча.
— Сергей, это же вы? — голос незнакомки звучал тихо и мелодично. Вздрогнув, Серёжа развернулся и встретился взглядом с девушкой, назвавшей его по имени. Светлая, непослушная чёлка, узкий, немного вздёрнутый нос и зелёные, какого-то невероятного малахитового цвета глаза. «Красивее, чем на фото», — мимоходом подумал Сергей и, наконец опомнившись, произнес:
— Здрав… В смысле, привет! Да, это я. А вы, наверное, Надя? — Сергей протянул девушке руку, и она, легко улыбнувшись, пожала её.
— А я это... Вот, кофе вам купил. В кофейне клялись, что будет вкусно! Хотите, покажу вам город?
***
Я так и не смог привыкнуть к застоявшемуся запаху лекарств в квартире. Сколько бы времени я здесь ни провел, раз за разом этот запах, словно резкий удар под дых, заставал меня врасплох. Повесив куртку на посеревший от времени крючок, я разулся и прошёл в комнату. Тётя Марина, словно призрак, тихонько двинулась за мной.
Первым, что бросилось мне в глаза, была до омерзения белая, словно больничная, простыня. И завешенные покрывалом зеркала. Тесная спальня словно застыла в коротком предсмертном мгновении, растягивая его, предвкушая. На тумбочке стояла недочитанная книга, тихонько шелестела занавеска. Непривычно серьёзная, без своей привычной легкой улыбки, Надя неподвижно лежала на кровати. Её кожа, обычно светлая и гладкая, напоминала сейчас потемневшее сукно с отвратительно крупными кратерами пор. Малахитовые глаза были слегка приоткрыты, а матовые, жесткие губы сжались в жуткую, мёртвую улыбку.
Я осторожно, словно боясь разбудить, сел на край её кровати и аккуратно сжал её руку. Холодную и неподвижную. Сердце бешено стучало в висках, пропуская каждый второй удар. Хотелось плакать, но слёзы всё никак не желали появляться. Так я и сидел, глядя пересохшими глазами на тело любимой девушки. Мелкий дождь за окном сменился жутким ливнем, словно весь мир, сама природа желала выплакаться за меня.
***
Я собирался подарить ей кольцо. Тоненькая полосочка жёлтого металла с утолщением, похожим на лягушачью голову, и сейчас мирно покоилось на дне обитой красным бархатом коробочки, надежно спрятанной в недрах моего рюкзака.
Словно в насмешку, гроб был обит точно такой же кровавой, режущей глаз, отвратительно яркой тканью. Я сидел поодаль от всех и тупо глядел в одну точку. Мимо мелькали люди, женщины плакали, мужчины молча курили. Тётя Марина стояла перед гробом и, утирая платочком слезы, горячо молилась. Неизвестно о чём. Неизвестно кому.
***
Надя сидела в кресле, скрестив ноги, и накручивала на палец непослушную прядь волос. Серёжа нервно выхаживал по комнате, бормоча под нос какие-то ругательства. Наконец он остановился и, посмотрев на Надю, произнёс:
— Ты уверена, что тут нет никакой ошибки? Диагноз точно окончательный?
Надя молча кивнула. Кивнула с непоколебимой уверенностью приговорённого, делающего последние шаги по эшафоту.
Немногим позже она предложила Серёже расстаться и разрыдалась, услышав решительный отказ. Она била его в грудь своими маленькими кулачками и пыталась вырваться из его объятий. А он смотрел в её бездонные, малахитовые глаза и чувствовал, как земля под его ногами разваливается на кусочки.
***
Каждый раз, когда гаснет уличный фонарь, где-то умирает чья-то маленькая надежда. Когда тусклый огонек фонаря над их головами, прощально вспыхнув, погас, Серёжа поднял голову и, посмотрев на него, произнес:
— Слушай, Надь, а ты веришь в параллельные вселенные?
— Это как в том фильме, который мы недавно смотрели? Конечно, верю! — девушка рассмеялась, легонько толкнув парня локтем в бок.
— А к чему такие вопросы?
— Да так... Просто представь, где-то есть вселенная, в которой всё пошло не так. Одно маленькое событие не произошло, и мы с тобой не встретились, не влюбились и не поженились.
Посмотрев на возлюбленную, Серёжа машинально потер кольцо на безымянном пальце. В этот поздний час они были одни на маленькой, едва освещенной фонарями улочке. В их распоряжении была целая ночь, а в дальнейшем и целая жизнь. Поцеловав девушку в щёку, Серёжа потянул её за собой. Он твёрдо шагал по тёмной улице, сжимая своей рукой её крохотную, теплую ладошку. И лишь где-то в глубине души он ощущал едва заметную, будто чужую, тоску.
#рассказ@proigrivatel
#ДанилаСудаев@proigrivatel
#реализм@proigrivatel
397 views
В одно ничем не примечательное апрельское утро, Виктор Семёнович Боровков проснулся абсолютно слепым.
— Ну что же, бывает. – Огорченно произнес Виктор Семёнович иShow more осторожно слез с кровати. С трудом отыскав закинутые под кровать тапки, шаркающей походкой медленно побрел на кухню. Нащупав на кухонном столе начатую пачку сигарет, попытался закурить, но не найдя зажигалку, раздраженно бросил пачку обратно на стол. Где-то в глубине квартиры истошно заверещал телефон.
Спотыкаясь и ворча, Виктор Семёнович с трудом до добрался до стоявшего на прикроватной тумбочке телефона, и, подняв трубку, раздраженно произнес:
— Боровков. Слушаю Вас.
— Доброе утро, Виктор! – Голос на той стороне трубке звучал приторно и нарочито оптимистично. – Беленвальд вас беспокоит.
Узнав голос своего психолога, Виктор Семёнович поморщился. Обычно такие звонки не сулили ничего хорошего, кроме потери ощутимой суммы денег, которую Беленвальд, ничуть не смущаясь, брал за час «Откровенной и оздоравливающей беседы».
— Виктор, я звоню уточнить, опробовали ли вы мою новую методику эксплозийной автомодуляции? Мне необходимо узнать, насколько эффективно она работает в вашем… кхм, неоднозначном случае. Впрочем, давайте обговорим это лично. Вас устроит…
Тяжело вздохнув, Виктор Семёнович положил трубку на рычажки и задумчиво потёр виски руками. Навязчивый лепет психолога о особенностях его ментального состояния всегда действовал ему на нервы, а в это утро и вовсе вызывал в нем вполне себе материальную тошноту. Уперевшись локтями в край тумбочки, Виктор напряженно размышлял, как поступить в сложившейся ситуации.
— Итак, я ослеп. – Размышлял Виктор вслух. – Как обычно ведут себя люди, потерявшие зрение?
Чем именно занимаются ослепшие люди, Виктор Семёнович не знал. Решив действовать благоразумно, он поудобнее уселся на кровать и, восстановив в памяти диск телефона, с третьей попытки всё-таки смог набрать номер неотложки.
— Городская больница, я вас слушаю
— Девушка, доброе утро. Такое дело… Понимаете, я ослеп...
— Пили?
— Ээ…Нет. Девушка, я уже лет пять как…
— Вы торопитесь? Острую боль испытываете? – Голос диспетчера звучал безучастно и даже скучающе
--…Нет? – Замявшись, вопросительно произнес Виктор. – Но ведь…
— Ну значит, ждем вас на приём в пятницу, у нас столько машин нет, чтобы на каждый вызов ездить. До свидания.
«Действительно» — Пожал плечами Виктор Семёнович, и положил трубку. «Чего это я? Кто-то может и умирает, а я сижу тут, вполне здоровый.»
***
Визит в больницу не дал Виктору Семеновичу никакой пищи для размышлений. Доктора лишь пожимали плечами, убеждая Виктора, что глаза у него полностью здоровы. Даже раскошелившись на дорогущее МРТ, Виктор Семёнович не узнал ничего, что могло бы помочь в его ситуации. Врач, осматривавший мужчину, раздосадовано почесал в затылке и произнес:
— Голубчик, ну вы абсолютно, я бы даже сказал, неприлично здоровы. Вы либо нас разыгрываете, либо ваши глаза, ну послушайте, что за глупость, сами отказываются видеть! Вы когда-нибудь были на приеме у психолога? Я знаю одного замечательного специалиста! Как там его фамилия? Что-то на Б.
— Беленвальд. – Хмуро подсказал Виктор Семёнович.
— Точно! Беленвальд! Вот к нему и сходите!
Вспомнив елейный, услужливый голос Беленвальда, Виктор поморщился. Уж что-что, а обращаться к нему еще раз он точно не планировал. Похоже, у него остался всего один, впрочем, не самый неприятный вариант. Виктору Семёновичу осталось только смиренно принять случившееся с ним и пытаться как-то приспособиться к новой, «незрячей» жизни.
***
Медленно, но верно, Виктор Семёнович учился жить вслепую. Зная назубок расположение предметов в своей квартире, он перестал ощущать какой-либо дискомфорт, находясь в ее стенах. Однако, на улице всё было пугающе шумно и суетливо. Шум машин и людские шаги пугали его, заставляли съежиться и забиться в ближайший безопасный угол. От вечерних прогулок в парке Виктору Семёновичу, к его сожалению, пришлось решительно отказаться.
В офисе к его увольнению отнеслись удивительно спокойно и до обидного равнодушно, даже не помогли перенести его немногочисленные пожитки до такси. Государство выделило Виктору небольшую пенсию, которой, с трудом, но все же хватало на спокойную размеренную жизнь. Шло время, Виктор привыкал, и вскоре, с удивлением осознал, что жизнь она ведь не так уж и плоха, особенно по сравнению с тем, что было раньше.
Удивительно, но лишь потеряв зрение, Виктор Семёнович вкусил жизнь по полной. Он жадно, полной ложкой вкушал те немногие удовольствия, которые у него еще остались. Первым делом он избавился от гор беллетристики, заполонившей все его шкафы. Их место заняли пыльные виниловые пластинки, до этого ждавшие своего часа на антресоли. Высоцкий, Кобзон, Магомаев. Виктор Семёнович внимательно вслушивался в любимые песни, с каждым разом открывая в них всё новые и новые звуки, ноты и полутона.
С социальными контактами дело тоже стало немного получше. С большой неохотой, Виктор Семёнович все-таки вступил в общество слепых, и с тех пор три вечера в неделю стабильно проводил время в бывшем доме культуры, обучаясь читать по Брайлю и играть в шахматы наощупь. А в свободное от шахмат время, он надиктовывал сиделке Анечке наброски своей будущей книги.
Шли месяцы, годы. С каждым днем он улыбался всё чаще, а со временем и вовсе перестал считать свою слепоту недугом.
***
–…И именно тогда я осознал, что жизнь слепого человека может, уж извините за каламбур, играть яркими красками. – Едва Виктор Семенович закончил выступление, зал взорвался аплодисментами. Поклонившись, он медленно ушел со сцены, привычно простукивая себе путь белой тросточкой. Презентация его последней книги прошла очень даже неплохо, несколько крупных издательств были готовы заключить с ним контракты, а значит, Виктор Семенович имел полное право собой гордиться. Выйдя на улицу, он вдохнул свежий осенний воздух, и хотел было позвонить сиделке, как вдруг резкая боль в глазах заставила его вскрикнуть. Схватившись руками за лицо, Виктор Семёнович медленно осел на землю. Ставшее для него привычным черное «ничего» внезапно сменилось бордово красным маревом. Все еще морщась от боли, Виктор Семенович осторожно приоткрыл левый глаз. Яркий, полуденный свет больно ударил по отвыкшим за несколько лет зрачкам, заставив вскрикнуть еще раз. Недоверчиво моргая тяжелыми веками, Виктор Семёнович заплакал.
***
Как оказалось, вернувшееся зрение приносило ему даже больше хлопот, чем слепота. Прозревший Виктор Семенович с неприятным удивлением обнаружил, как бедно обставлена его квартира и как неприятно его собственное лицо. Находиться на свету было для него мучительно больно, поэтому он все чаще пропадал в недрах своей квартиры, плотно занавесив шторы.
Прежние фанаты его книг не пожелали верить в историю с чудесным исцелением, а может быть, просто завидовали, однако продажи его книг резко упали, а некоторые издательства и вовсе расторгли свои контракты, не пожелав работать с самозванцем.
Жизнь вернулась в привычную вялую колею, и вновь перестала приносить Виктору Семёновичу какое-либо удовольствие.
***
— Виктор, это Беленвальд вас беспокоит. Я слышал про вашу историю! Это же просто психосоматический феномен! Вы обязаны немедленно приехать ко мне в клинику и пройти все необходимые тесты! Это... – Писк сбрасываемого звонка не дал Беленвальду договорить. Виктор Семёнович не глядя бросил телефон на кровать и подпёр голову руками.
— А ведь я сам во всем виноват. Жизнь преподнесла мне такой урок, такую возможность... А я снова все упустил. Все упустил…
Закрыв лицо руками, Виктор Семёнович тихонько, совсем по-детски, заплакал. Вспомнилась молодость, первая (и единственная) жена Марина. Эх, Маринка, а ведь он действительно ее любил. А ей с ним было так тесно.
«Ты ничего не понимаешь, Вить» — Тихонько прозвучал голос жены у него в голове. «В жизни ничего не происходит просто так. Всегда есть какой-то смысл, какой-то неожиданный подарок судьбы – протянул руку и бери. А ты как всегда упускаешь всё, что она тебе даёт. Я так больше не могу, прости…»
— Ты ничего не понимаешь… — Повторил Виктор Семёнович, едва шевеля губами. – Это я не понимаю!? Я?! Не понимаю?!!! Да я вам всем еще покажу, я…! – Опрокинув табуретку, Виктор вскочил из-за стола и бросился к кухонному шкафчику.
***
Тусклое закатное солнце едва пробивалось через плотно закрытые занавески. За окном шумели машины, за тонкой стенкой шумно игрались соседские дети. Жизнь медленно текла своим чередом. Виктор Семенович сидел на кухонном столе и, радостно болтая ногами в воздухе, заливисто хохотал.
— Я все понял, Марин! Я наконец-то понял, что ты имела ввиду! Уж этот шанс я точно не упущу… — Гордо произнес Виктор Семёнович и вставил себе по зубочистке в оба глаза.
Автор: Данила Судаев
При поддержке: Народный Проигрыватель
#отподписчика@proigrivatel
— Ну что же, бывает. – Огорченно произнес Виктор Семёнович иShow more осторожно слез с кровати. С трудом отыскав закинутые под кровать тапки, шаркающей походкой медленно побрел на кухню. Нащупав на кухонном столе начатую пачку сигарет, попытался закурить, но не найдя зажигалку, раздраженно бросил пачку обратно на стол. Где-то в глубине квартиры истошно заверещал телефон.
Спотыкаясь и ворча, Виктор Семёнович с трудом до добрался до стоявшего на прикроватной тумбочке телефона, и, подняв трубку, раздраженно произнес:
— Боровков. Слушаю Вас.
— Доброе утро, Виктор! – Голос на той стороне трубке звучал приторно и нарочито оптимистично. – Беленвальд вас беспокоит.
Узнав голос своего психолога, Виктор Семёнович поморщился. Обычно такие звонки не сулили ничего хорошего, кроме потери ощутимой суммы денег, которую Беленвальд, ничуть не смущаясь, брал за час «Откровенной и оздоравливающей беседы».
— Виктор, я звоню уточнить, опробовали ли вы мою новую методику эксплозийной автомодуляции? Мне необходимо узнать, насколько эффективно она работает в вашем… кхм, неоднозначном случае. Впрочем, давайте обговорим это лично. Вас устроит…
Тяжело вздохнув, Виктор Семёнович положил трубку на рычажки и задумчиво потёр виски руками. Навязчивый лепет психолога о особенностях его ментального состояния всегда действовал ему на нервы, а в это утро и вовсе вызывал в нем вполне себе материальную тошноту. Уперевшись локтями в край тумбочки, Виктор напряженно размышлял, как поступить в сложившейся ситуации.
— Итак, я ослеп. – Размышлял Виктор вслух. – Как обычно ведут себя люди, потерявшие зрение?
Чем именно занимаются ослепшие люди, Виктор Семёнович не знал. Решив действовать благоразумно, он поудобнее уселся на кровать и, восстановив в памяти диск телефона, с третьей попытки всё-таки смог набрать номер неотложки.
— Городская больница, я вас слушаю
— Девушка, доброе утро. Такое дело… Понимаете, я ослеп...
— Пили?
— Ээ…Нет. Девушка, я уже лет пять как…
— Вы торопитесь? Острую боль испытываете? – Голос диспетчера звучал безучастно и даже скучающе
--…Нет? – Замявшись, вопросительно произнес Виктор. – Но ведь…
— Ну значит, ждем вас на приём в пятницу, у нас столько машин нет, чтобы на каждый вызов ездить. До свидания.
«Действительно» — Пожал плечами Виктор Семёнович, и положил трубку. «Чего это я? Кто-то может и умирает, а я сижу тут, вполне здоровый.»
***
Визит в больницу не дал Виктору Семеновичу никакой пищи для размышлений. Доктора лишь пожимали плечами, убеждая Виктора, что глаза у него полностью здоровы. Даже раскошелившись на дорогущее МРТ, Виктор Семёнович не узнал ничего, что могло бы помочь в его ситуации. Врач, осматривавший мужчину, раздосадовано почесал в затылке и произнес:
— Голубчик, ну вы абсолютно, я бы даже сказал, неприлично здоровы. Вы либо нас разыгрываете, либо ваши глаза, ну послушайте, что за глупость, сами отказываются видеть! Вы когда-нибудь были на приеме у психолога? Я знаю одного замечательного специалиста! Как там его фамилия? Что-то на Б.
— Беленвальд. – Хмуро подсказал Виктор Семёнович.
— Точно! Беленвальд! Вот к нему и сходите!
Вспомнив елейный, услужливый голос Беленвальда, Виктор поморщился. Уж что-что, а обращаться к нему еще раз он точно не планировал. Похоже, у него остался всего один, впрочем, не самый неприятный вариант. Виктору Семёновичу осталось только смиренно принять случившееся с ним и пытаться как-то приспособиться к новой, «незрячей» жизни.
***
Медленно, но верно, Виктор Семёнович учился жить вслепую. Зная назубок расположение предметов в своей квартире, он перестал ощущать какой-либо дискомфорт, находясь в ее стенах. Однако, на улице всё было пугающе шумно и суетливо. Шум машин и людские шаги пугали его, заставляли съежиться и забиться в ближайший безопасный угол. От вечерних прогулок в парке Виктору Семёновичу, к его сожалению, пришлось решительно отказаться.
В офисе к его увольнению отнеслись удивительно спокойно и до обидного равнодушно, даже не помогли перенести его немногочисленные пожитки до такси. Государство выделило Виктору небольшую пенсию, которой, с трудом, но все же хватало на спокойную размеренную жизнь. Шло время, Виктор привыкал, и вскоре, с удивлением осознал, что жизнь она ведь не так уж и плоха, особенно по сравнению с тем, что было раньше.
Удивительно, но лишь потеряв зрение, Виктор Семёнович вкусил жизнь по полной. Он жадно, полной ложкой вкушал те немногие удовольствия, которые у него еще остались. Первым делом он избавился от гор беллетристики, заполонившей все его шкафы. Их место заняли пыльные виниловые пластинки, до этого ждавшие своего часа на антресоли. Высоцкий, Кобзон, Магомаев. Виктор Семёнович внимательно вслушивался в любимые песни, с каждым разом открывая в них всё новые и новые звуки, ноты и полутона.
С социальными контактами дело тоже стало немного получше. С большой неохотой, Виктор Семёнович все-таки вступил в общество слепых, и с тех пор три вечера в неделю стабильно проводил время в бывшем доме культуры, обучаясь читать по Брайлю и играть в шахматы наощупь. А в свободное от шахмат время, он надиктовывал сиделке Анечке наброски своей будущей книги.
Шли месяцы, годы. С каждым днем он улыбался всё чаще, а со временем и вовсе перестал считать свою слепоту недугом.
***
–…И именно тогда я осознал, что жизнь слепого человека может, уж извините за каламбур, играть яркими красками. – Едва Виктор Семенович закончил выступление, зал взорвался аплодисментами. Поклонившись, он медленно ушел со сцены, привычно простукивая себе путь белой тросточкой. Презентация его последней книги прошла очень даже неплохо, несколько крупных издательств были готовы заключить с ним контракты, а значит, Виктор Семенович имел полное право собой гордиться. Выйдя на улицу, он вдохнул свежий осенний воздух, и хотел было позвонить сиделке, как вдруг резкая боль в глазах заставила его вскрикнуть. Схватившись руками за лицо, Виктор Семёнович медленно осел на землю. Ставшее для него привычным черное «ничего» внезапно сменилось бордово красным маревом. Все еще морщась от боли, Виктор Семенович осторожно приоткрыл левый глаз. Яркий, полуденный свет больно ударил по отвыкшим за несколько лет зрачкам, заставив вскрикнуть еще раз. Недоверчиво моргая тяжелыми веками, Виктор Семёнович заплакал.
***
Как оказалось, вернувшееся зрение приносило ему даже больше хлопот, чем слепота. Прозревший Виктор Семенович с неприятным удивлением обнаружил, как бедно обставлена его квартира и как неприятно его собственное лицо. Находиться на свету было для него мучительно больно, поэтому он все чаще пропадал в недрах своей квартиры, плотно занавесив шторы.
Прежние фанаты его книг не пожелали верить в историю с чудесным исцелением, а может быть, просто завидовали, однако продажи его книг резко упали, а некоторые издательства и вовсе расторгли свои контракты, не пожелав работать с самозванцем.
Жизнь вернулась в привычную вялую колею, и вновь перестала приносить Виктору Семёновичу какое-либо удовольствие.
***
— Виктор, это Беленвальд вас беспокоит. Я слышал про вашу историю! Это же просто психосоматический феномен! Вы обязаны немедленно приехать ко мне в клинику и пройти все необходимые тесты! Это... – Писк сбрасываемого звонка не дал Беленвальду договорить. Виктор Семёнович не глядя бросил телефон на кровать и подпёр голову руками.
— А ведь я сам во всем виноват. Жизнь преподнесла мне такой урок, такую возможность... А я снова все упустил. Все упустил…
Закрыв лицо руками, Виктор Семёнович тихонько, совсем по-детски, заплакал. Вспомнилась молодость, первая (и единственная) жена Марина. Эх, Маринка, а ведь он действительно ее любил. А ей с ним было так тесно.
«Ты ничего не понимаешь, Вить» — Тихонько прозвучал голос жены у него в голове. «В жизни ничего не происходит просто так. Всегда есть какой-то смысл, какой-то неожиданный подарок судьбы – протянул руку и бери. А ты как всегда упускаешь всё, что она тебе даёт. Я так больше не могу, прости…»
— Ты ничего не понимаешь… — Повторил Виктор Семёнович, едва шевеля губами. – Это я не понимаю!? Я?! Не понимаю?!!! Да я вам всем еще покажу, я…! – Опрокинув табуретку, Виктор вскочил из-за стола и бросился к кухонному шкафчику.
***
Тусклое закатное солнце едва пробивалось через плотно закрытые занавески. За окном шумели машины, за тонкой стенкой шумно игрались соседские дети. Жизнь медленно текла своим чередом. Виктор Семенович сидел на кухонном столе и, радостно болтая ногами в воздухе, заливисто хохотал.
— Я все понял, Марин! Я наконец-то понял, что ты имела ввиду! Уж этот шанс я точно не упущу… — Гордо произнес Виктор Семёнович и вставил себе по зубочистке в оба глаза.
Автор: Данила Судаев
При поддержке: Народный Проигрыватель
#отподписчика@proigrivatel