Γειά σας!

Вот так, по-гречески, с пожелания здоровья начнём наше знакомство.Show more Потому что с вами на связи репетитор греческого языка.

Греческий язык - моя любовь, моё хобби, моя работа, моя жизнь, история моего рода. Он окружает меня всегда и везде: это сериалы, книги, новости, музыка, рецепты и, конечно же, уроки.

Уроки, где мы говорим о том, что важно вам. Уроки, где мы в комфортном темпе идём к вашей цели, когда можно подольше задержаться на трудной теме, можно ещё раз обсудить интересный момент, можно вернуться к прошлым урокам и повторить. Всё индивидуально, у каждого ученика по-разному.

У меня есть шаблон курса - это стержень, на котором строится процесс обучения. А что мы к нему добавим - узнаём в процессе. Каждый кейс уникален, он формируется под ученика: кто-то хочет больше песен, а кто-то - больше книг; кому-то нравится писать, а кому-то - совсем нет, кто-то готов к большим объемам домашних заданий, а кто-то - не очень.

Все пожелания и особенности мы обсуждаем на встрече - знакомстве. Это возможность задать вопросы о том, что будет на курсе, как это будет, почему будет именно так. Тут же я показываю учебники и учу читать. Чтобы сразу влиться в процесс, несколько подготовительных заданий высылаю заранее.

Любые вопросы приветствуются: про греческий, про английский, про латынь и древнегреческий. На самом деле, про любые языки с радостью поговорю. Принципы изучения везде одни и те же, да и я кое-что о многих из них Пишите в комментарии или в лс. До встречи.

Να είστε όλοι καλά

#just_write_it6

Сан Саныч был волшебником. В этом я была убеждена. Если Деда Мороза я видела раз в год, и то мельком, то Сан Саныча я видела каждую субботу. У него были широкие ладони и мягкие пальцы, а ещё пышные усы и удивительно добрый взгляд.

Жил Сан Саныч в мастерской. И мастерская была сказкой. На полу в коридоре лежал длинный старый цветной половичок, а на половичке лежала волшебная собака Сан Саныча. У неё тоже были пышные усы и такой же взгляд, как у Сан Саныча — удивительно добрый.

Мастерская была небольшая снаружи и огромная внутри. На стенах висели детские рисунки (мы рисовали их акварелью по длинной бумаге на настоящем мальберте!), разные интересные и древнерусские вещи — трещётки, балалайка, полгитары, рушники, кокошники, костюмы... Ветхие и настоящие.
На другой стене были полки, и на них стояли глиняные головы. У каждой головы был характер и свой, особенный взгляд. Как Сан Саныч делал это руками? Из какого-то куска грязи! Всё просто — Сан Саныч был волшебником.

На нижних полочках стояли наши творения. Свистульки, бабы-погемушки, кони, коты и собаки. Ещё необожённые. Сырые. Пахнущие землёй. Серые-серые, как сумерки.

Другой стены не было — там была печь. Огромная, белая, чистая печь! В печи обжигались наши игрушки и становились твёрдыми, настоящими, коричневыми. Какая там была печь!.. Я щекой прижималась к её белому тёплому боку и стояла, стояла, стояла... И мне казалось, что я сама становлюсь печью. Я сливалась с ней и тоже была огромной, белой, чистой и тёплой. И немногоShow more волшебной.
Рядом с печью стояло фортепиано. Старое-старое, старше мамы, папы, старше самого Сан Саныча и собаки Сан Саныча! Оно было приятно-расстроенным. Знаете — только в мастерской Сан Саныча я встречала такое приятно-расстроенное пианино. Когда на нём играли большие сонаты и прелюдии, оно звучало плохо. Но когда мы, дети, импровизировали, били по клавишам, пели, сочиняли и занимались композиторством — о, фортепиано тогда звучало громко, торжественно, нежно и призывно. Все правильные ноты были на нём фальшивые, но все фальшивые — обязательно правильным. Что это было — я до сих пор не знаю. Брак на производстве или волшебство Сан Саныча. Я любила играть на этом инструменте и устраивать шумные концерты.

На стене у окна висели фотографии. Я говорила, что Сан Саныч любил больше всего? Думаете, глину? Думаете, древнерусские рушники или свою волшебную печь? Нет!

Больше всего Сан Саныч любил детей. Он гулял с нами по Калуге, рассказывал интереснейшие истории. Он возился с нами и помогал нашим кривым пальчикам вылепить из куска глины настоящую свистульку. Он превращал серое в коричневое с помощью своей печи. Он слушал наши концерты, он обожал, когда мы рисуем на настоящем мальберте, он искренне радовался, когда мы замирали, восхищенные характерами его глиняных голов. Он любил, когда мы читали стихи, и обязательно дарил каждому выступающему подарок.

А ещё на одной стене, в отдалении от древнерусских вещей весела посмертная маска Пушкина. Пушкина Сан Саныч любил почти так же сильно, как детей. Маска завораживала, а ещё больше потрясало, когда Сан Саныч рассказывал нам про него — про Пушкина. Говорил он про него так, словно они гуляли вчера вдвоём по Калуге.

Я никогда больше не встречала такой беззаветной любви и преданности своему делу и нам — детям. Он не брал за мастер-классы денег — мы приносили ему пятьдесят рублей на отопление и всё. Он всегда дарил нам подарки, он каждого гладил по голове и шептал на ушко волшебные слова.

Он звал меня Василиной, а я обижалась. Сердилась. И он смотрел на меня своими добрыми глазами, обещал, что запомнит, и всё равно каждый раз говорил «Василинушка!».

Он говорил с нами, с детьми, на нашем языке. Он никогда не жаловался на нас родителям, которые нас забирали. Он всегда нас хвалил, показывал наши работы всем, кто заходил к нему в мастерскую. Да, да, я всё-таки глубоко убеждена, что Сан Саныч был волшебником!

Он был верующим и говорил про Бога просто, хорошо и точно. Он подарил мне мой самый любимый календарь — от Пасхи до Пасхи. Мне кажется, Бог иногда тоже ходил с Сан Санычем по Калуге.

И всё-таки он был волшебником. В его дворе стояли разные фигуры из глины, странные, причудливые постановки. И во всём был характер. И всё было живое.

Да, да, Сан Саныч определённо был волшебником! Последний раз, я помню, как встретила его в городе. Он снял свой старый кепарик, коротко поклонился мне и сказал: «привет актрисе!»

А потом он исчез. Потому что я выросла. Мне казалось, что иногда я вижу его на старых улицах Калуги — гуляющего одного, но как будто с кем-то. Может, это был Пушкин. А может, это был Бог. Я смотрела на него издалека, а потом убегала по своим делам, а он шёл дальше — волшебный. Живой. Настоящий.

Никогда в жизни я больше не встречала такого фортепиано, какое было у него в мастерской. Нигде больше не чувствовала такого запаха, который был у него в печке. Ни одни пёс не был похож на его собаку. И ни у кого больше, во всём белом свете, не было такого удивительного доброго взгляда.

Одна игрушка, которую я слепила, до сих пор стоит у папы в гримёрке на зеркале. Сан Саныч любил меня, очень уважал папу и маму. А я беззаветно, всем своим детским сердцем любила его.

Сан Саныч был волшебником. Старым, искренним, добрым волшебником. Я знала об этом. Я верила в это. Я знаю и верю до сих пор.

Сегодня ночью умер Сан Саныч. Мой добрый друг. Друг всех детей Калуги. Я боюсь, когда умирают друзья. Мне кажется, что они меня оставляют.

А Сан Саныч и тут, и там. Гуляет по раю с Пушкиным и Богом. Я чувствую, как он молится за меня. За свою актрису. И за всех детей разом. И его собака его тоже с ним. И всё хорошо.

Сан Саныч был волшебником.