«Мы, потомки Федора Михайловича»
9 февраля - День памяти гению и пророку России – Федору Михайловичу
Show more Достоевскому
-—
– Дмитрий Андреевич, вы принадлежите к роду, известному во всем мире. Как и где вы праздновали 500-летие рода Достоевских?
– Этот юбилей я праздновал в Пинских болотах, на территории теперешней Белоруссии. Там лежат корни рода Достоевских. Пока ехал на поезде, думал, что ж там будет? Приехал, сел на камень и заплакал. Сам себе удивился. Видимо, не выдержал тяжести 500-летнего груза, дал волю слезам. Потом была встреча с директором местного Музея рода Достоевских. Это единственный музей, посвященный не только Федору Михайловичу, но и всем Достоевским.
– Как в вашей семье сохраняется память о Федоре Михайловиче?
– Память неистребима. Гены остаются генами, мы передаем из поколения в поколение память о Федоре Михайловиче, так как ничего не унаследовали, кроме этих самых генов. Все остальное было в свое время у членов семьи Достоевских и их потомков отобрано, как писал мой отец, «принудительно-добровольно».
– Расскажите о детях Достоевского.
– У Федора Михайловича было четверо детей: первый и последний умерли, остались дочь Люба и сын Федор. Продолжателем рода стал Федор второй (будем так его называть). У него родилось двое мальчиков – Федор третий, который рано умер, и Андрей, который стал моим отцом. У нас с женой родился единственный сын Алексей, так что мужская линия продолжается. Алексей подарил нам трех девчонок – Аню, Веру и Машу – и внука Федю. Это уже Федор четвертый. Так что все в порядке, род продолжается, и я надеюсь, теперь уже Достоевских будет больше.
Закончив в 19 лет Инженерное училище, Федор Михайлович сразу заявил: «Я этой профессией не буду заниматься, а буду писателем». Его сын Федор тоже быстро нашел себя – всю жизнь лошадьми занимался. Был достаточно известным специалистом по лошадям, опубликовал много статей в Императорском коннозаводческом журнале.
Место рождения играет в жизни человека некую мистическую роль. Федя родился в Петербурге и, оставаясь русским человеком, вообще не хотел ехать за границу, хотя мать его упрашивала: «Поезжай, деньги есть, посмотри, как другие живут». А он: «Нет, мне России вполне достаточно, я лучше в баню схожу». Примерно так написано в тех письмах, которые я читал в Пушкинском доме. А Люба, которая родилась в Дрездене, взяла и уехала из России навсегда, сказав маме, что едет ненадолго, лечиться. Исколесила всю Европу, потом заболела и умерла в Италии, в Больцано, на границе с Австрией. Итальянцы чтят имя Достоевского, и единственным прахом, который они перенесли с закрытого старого кладбища на новое, был прах Любови Достоевской.
Когда Федор Михайлович уехал в Москву на открытие памятника Пушкину, где он произнес свою знаменитую Пушкинскую речь, Анна Григорьевна писала ему: «Мне никак не сладить с Федей, он все время убегает, я застаю его с мальчишками на улице, он интересуется лошадьми». А он ей в ответ: «Купи ты ему жеребенка, будет чем заняться, и он перестанет убегать из дома». Что и было сделано. И в следующем письме, надеясь, что сыну уже купили жеребенка, Федор Михайлович просит поцеловать его наравне со всеми. Это было почти мистическим, пророческим предсказанием того, что Федор Федорович всю жизнь будет заниматься лошадьми. В столь малом возрасте отец совершенно точно определил главный интерес жизни своего сына.
Жаль, что педагогическая наука не пошла по стопам Достоевского. Прежде всего, он никогда в своих письмах к Анне Григорьевне не использовал слово «воспитывать», а употреблял совершенно другие слова – «наблюдай», «веди». Его принципом было не подтягивать детей на свой взрослый уровень, облегчая свое собственное существование, а понимать ребенка. И это приносило прекрасные плоды.
Выступая перед молодежью, я обязательно советую расспрашивать своих предков – бабушек, дедушек, прабабушек, прадедушек – о том, как они жили, чем интересовались, что помнят, ведь многое передается по наследству. Например, дочь писателя Люба была сладкоежкой, и я вижу, что это «сладкоежество» продолжает существовать в его потомках. Федор Михайлович умел рисовать, и мой отец рисовал (в музее в Старой Руссе есть его блокнот зарисовок). Я тоже умею рисовать. Передаются даже такие мелочи, как, например, привычка днем немножечко поспать, как было у моего деда, стало быть, прадеда для моего сына. И я, и Алексей немножко спим днем. Ген писательства, естественно, немного затухает. Я пишу рассказики, и те, кто их читал, говорят, что это очень интересно. Во внучках я обнаруживаю умение складывать слова, они не боятся текста. Так что многие черты характера, привычки и увлечения предков передаются новым поколениям. Я несколько консервативный человек. Мы, потомки Федора Михайловича, до мелочей наследуем его консерватизм.
Когда моему сыну Алексею пришла пора служить в армии, он служил в православной воинской части. Получив из-за язвы «белый билет», остался при монастыре и совершенно не мог понять свою тягу к лошадям. Он вечерами в конюшне пропадал с лошадьми. А потом, узнав, что его прадед всю жизнь занимался лошадьми, Алексей сказал: «Ну, тогда все понятно». Даже такие хобби могут передаваться по наследству. Кто-то когда-то шляпки шил, а потом тяга к этому вдруг обнаруживается через два-три поколения. Поэтому я советую молодежи расспрашивать своих родных, чтобы лучше себя понимать.
– Дмитрий Андреевич, каким был ваш путь к вере?
– К вере меня подтолкнула болезнь. У меня обнаружили рак. Была операция, потом полгода я лежал в Онкологическом центре на улице Чайковского в Ленинграде, где проходил курс химиотерапии. Я, как мог, боролся с этой болезнью. На операцию меня повезли без всякой предварительной подготовки, и я сказал врачам: «Почему так? Я боюсь». Мне в ответ: «В твоем направлении написано: ‟Cito”. Ты знаешь, что такое ‟cito”? Это по-латыни значит ‟немедленно”, ‟срочно”. Мы хотим тебя спасти». Я говорю: «Ну, хорошо, спасайте». То есть в тот момент речь шла о жизни и смерти.
Мистическим образом в тот момент в Петербурге оказался переводчик из Японии Киносита-сан, работавший над переводом Достоевского. Япония тогда была одной из самых передовых стран в сфере производства лекарств от рака. Моя мама, ныне покойная, обратилась к нему с письмом с просьбой спасти потомка Достоевского. Когда я буквально через неделю (в советское-то время!) принес коробку с лекарством заведующей нашим отделением, она не поверила: «Это лекарство мы через Москву поименно заказываем! Вас не было в списке. И вот через неделю вы приносите это лекарство!» И я с большой гордостью сказал: «Ну, я же Достоевский, потомок Федора Михайловича, которого знают во всем мире. Поэтому естественно, что весь мир готов помочь мне дальше жить».
Это с одной стороны. А вторая причина того, что я остался жив, – это молитва моей матери. Она забыла все, что полагается делать в храме, куда не ходила 50 лет. Придя в церковь вымаливать жизнь сына, она просто как мать обратилась к Богу: «Господи! Спаси моего сына! Оставь его в живых». Я выжил и в 35 лет – сразу после исцеления от рака – крестился. Чтобы Господь помог, нужна вера и прямое обращение к Богу. Он мне помогал, и не раз. Я смог победить рак дважды. Второй раз заболел через 35 лет после первого случая. Не нужно опускать руки и бояться. Важно не оставлять человека один на один с этим грозным заболеванием, поддерживать его в вере, что он справится. Но не менее важно и самому больному быть в положительном тонусе и заниматься тем, что нравится. Мой опыт говорит, что силы самого организма в этих условиях работают на излечение. Поэтому я всегда желаю всем доброго здравия и укрепления в вере. С Божией помощью можно победить любую болезнь.
4 сентября 2024 года в Санкт-Петербурге на 80-м году жизни скончался Дмитрий Андреевич Достоевский, правнук великого писателя
С Дмитрием Андреевичем Достоевским
беседовала Ирина Ахундова
pravoslavie.ru/142860.html
